плату и не найдешь. Я согласился, отдал ему серебро вперед. И тогда он нас вывел со двора и повел в другую сторону. Привел к плохонькому домишке и говорит: здесь живите. Я сказал, что серебро не за этот дом дадено, этот дом не годится. А он смеется и говорит: я никогда и не говорил, что тот дом отдам. Живи здесь, коли хочешь, а не хочешь, так иди отсюда.

Люди вокруг конунга расшумелись. Один кричал громче всех, обвинял Сварта в клевете и поношении честного человека.

— Кай, что скажешь? — Альрик спросил вроде у меня, но голос его разнесся по всему дому и приглушил крики.

— Я увидел тот дом на следующее утро. И это не дом, а жалкий сарай, куда и свиней стыдно загонять, — твердо сказал я, не обращая внимания на возмущение. — Стены дырявые, с крыши течет, да и не хватит там места нашему хирду. Я спросил у Сварта, где были его глаза, и он рассказал то, что вы только что слышали. Тогда я пошел к хозяину, чтобы сказать, что такой дом нам не годится и чтобы вернул серебро. Два или три раза приходил, говорил только с женой. Говорил спокойно, не угрожал, лишь просил передать, что мы заходили. В тот же день я нашел дом, как надо, за плату намного меньшую, с добрым и честным хозяином. Ни про какой пожар я не слыхивал и больше к той лачуге не приближался.

— Вранье! Все вранье! — закричал Хрокр. — Полмарки серебра я взял, но не за седьмицу, а за месяц житья. И не знаю, что для него спокойный разговор. У него усы не выросли, а он уже хускарл, видать, привык рубить направо и налево. Может, пока он мечом не ударит, так это у него спокойный разговор? А жена моя спать теперь не может. Я пришел, она в слезах сидит, в доме очаг льдом покрылся, ни каши, ни хлеба, даже прясть не могла, так распереживалась.

Альрик посмотрел на меня и, снова перекрывая шум, сказал:

— Конунг, тут слово одного против слова другого. Мои люди дом не жгли, мечом никому не угрожали.

— Почему слово? Почему только слово? — возмутился Хрокр. — У меня и свидетели есть. Соседи слышали, как он с женой говорил. Есть люди, которые видели его возле дома в тот день, когда он сгорел. Я их не привел с собой, потому как думать не мог ни о чем, когда увидел пепел вместо дома.

Я невольно хмыкнул, так как мы все недавно пережили подобное. Увидеть сгоревший корабль ничуть не легче, чем головешки на месте дома. Но как же у меня чесались руки! Загнать бы ему каждое лживое слово в глотку, чтоб он подавился и лопнул!

— Видишь, конунг. Ему смешно! Он радуется моему несчастью!

Харальд Средний Палец поднялся, и шум сразу стих.

— Хёвдинг Альрик, ты кажешься мне достойным человеком. Жаль, что в твой хирд затесался гнусный и подлый человек. Я решил: Хрокр серебро может не возвращать. За зло, причиненное Хрокру, вы должны выплатить ему две марки серебра, а за зло, причиненное мне и Сторборгу, — еще шесть марок.

— У нас сейчас всего две марки серебра, — ответил Альрик.

— Отдай их Хрокру. А за шесть марок я могу…

И тут Крыс подбежал к конунгу и что-то шепнул ему на ухо. Конунг улыбнулся и кивнул.

— Несправедливо будет забирать твое серебро, если ошибка не твоя, а твоего человека. Потому я заберу его топор. Он хоть и не стоит шесть марок, но я не стану мелочиться.

— Ах ж ты, крыса подлая!

Я прыгнул вперед, выхватив нож, но застыл, крепко зажатый Альриком. К нему на подмогу подскочили Плосконосый с Ледмаром, выкрутили мне руки и забрали нож. Подоспевший Сварт прикрыл мой рот, и я плевался ругательствами в его толстую непрошибаемую ладонь.

— Конунг Харальд! — завопил Хрокр. — Смотри, какой он бешеный! Он же меня убьет! И дом спалит вместе со скотом и женой! А не он, так другого подговорит! Помилуй! Защити!

Харальд вздохнул:

— Раз он не понимает разумных слов, тогда я объявляю тебя, Альрик, и весь твой хирд изгоями. Я не желаю вашей смерти, хочу лишь, чтобы вы покинули Бриттланд. Твой малец слишком горяч и несдержан. Два года! За два года он подрастет, охолонет немного, остепенится, может, женится, тогда пусть приезжает в Бриттланд.

Я дергался, мотал головой, чтобы убрать лапищу Сварта, но он крепко зажимал мне челюсть, вдавливая щеки в зубы.

Альрик кивнул.

— Если на то твоя воля, конунг. Прошу лишь времени до завтра, чтобы собраться перед долгим плаванием.

Конунг глянул на Хрокра.

— Хорошо. До завтрашней вечерней зари ты должен оставить город. А чтобы Хрокр не беспокоился, я отпущу к нему переночевать его родственников, моих дружинников. Один из них хельт, а другой — хускарл. Надеюсь, ты уследишь за своими людьми.

Альрик передал две марки серебра Хрокру и помог выволочь меня наружу. Когда он убедился, что я успокоился, приказал отпустить. Плосконосый и Булочка забрали отданное ранее оружие, только мой топор взял Крыс и радостно помахал. Я захлебнулся от бешеной злости, заскрипел зубами, но смолчал.

— Да что за безднов остров! — закричал я, когда мы отошли подальше. — Сраный конунг! Сдохну, но отплачу Хрокру. Спалю дом с женой и скотом! Выжгу его глаза! Отрежу нос и яйца! Подлая сволочь! Выродок Бездны! Отрыжка тварей!

Ругань вылетала из моего рта со слюной и злобой. Как же я жалел, что не скальд! Тогда бы я сложил хулительную вису, от которой бы Хрокр вместе с уродом-конунгом сгнил бы заживо.

— А топор? Тот Крыс, сучий сын, сразу положил на него глаз! Я приволоку его на болото, свяжу и брошу на съедение тварям. Или нет, утоплю в трясине. Или лучше закопаю в мох и навалю сверху! Чтоб он посмертия лишился, гнида вонючая!

Парни шли молча, давая мне проораться. Лишь в доме я смог заткнуться и начать соображать.

— Почему не сказал, что мы не можем уплыть? — набросился я на Альрика. — Что на его дрянной земле у нас сожгли корабль, что ценнее той хибары в сто раз?

— Потому и не сказал, — буркнул Альрик. — И лучше бы тебе не орать об этом на весь город. Ты подумай! Конунг нам корабль точно не подарит. А вдруг родственники Хрокра, которые дружинники, захотят отомстить? И если они будут знать, что мы не можем уйти из Бриттланда, они будут гоняться за нами, пока не убьют. А если мы просто пропадем